Неоффициальное™ продолжение истории про Крипи-тян с iichan.ru/tan/

…Она резко вздохнула и открыла глаза: ничего не было видно, кругом была темнота. Она резко поднялась и… больно ударилась головой обо что-то деревянное. Она потёрла лоб. В конечностях чувствовалась вялость и ломка. Она зажмурилась и открыла глаза. Сквозь небольшую расщелину на её лицо падал свет луны. Она протянула руку вверх и ощутила, как что-то приподнимается от её прикосновения. Затем она уже двумя руками столкнула в сторону деревянную крышку и поднялась на ноги.

Двач-тян обнаружила, что находится в гробу посреди какого-то кладбища. На небе светил почти полный месяц. Где-то дальше, в стороне, слышались крики и звуки ударов. Двач-тян, превозмогая боль, вылезла из гроба и – сама не понимая почему – захлопнула крышку точно так же, как она стояла.
Затем она побежала, спотыкаясь и падая, в какую-то сторону, не ведомую даже ей самой. В конце дороги она наткнулась на высокий забор, но, заметив лазейку, пробралась под ней. Она пробежала ещё пару километров, ничего не чувствуя, пока не рухнула, скорчившись от боли, в какую-то канаву.

…То, что Дватиреч на одном собрании Организации выиграл дело о праве предоставить место для захоронения тела Двач-тян, для всех было неожиданностью. Однако ничего нельзя было поделать – и вот шесть анонимов из-под Купола понесли гроб Двач-тян к Тиречу. Встреча с анонимами тиреча вышла неприятная: со всех сторон в них кидались несвежим говном, а когда аноны дошли до положенного места на /o/, так и вообще попали в драку. Дерущиеся, позабыв о гробе, переместились довольно далеко на запад, к выходу из /o/. В конце концов, под напором численно превосходящих тиречеров, аноны с закрытого Двача вынуждены были уйти из борды, оставив гроб с телом местным аборигенам.
— Ну что? – сказал один из анонимов, стоя у гроба Двач-тян. – Давай, заколачивай.
— А может посмотреть на неё в последний разок?
— Ага, ты ещё сфотографируй. Заколачивай, говорю, идиот!
Второй анон заколотил гвозди в крышку гроба.
— Подняли! – аноны вместе взялись за гроб и опустили его в яму. – Стоп!
— Чё-то он лёгкий какой-то.
— А что, думаешь, мертвяки много весят, что ли?
— Да не, ничего.
Закопав яму и притоптав землю сверху, аноны отправились к выходу из кладбища. Кроме них никого вокруг не было…

…Двач-тян очнулась, лёжа в канаве: было уже утро. Утро настоящее, а не искусственно созданное под куполом. Двач-тян поднялась на ноги и с удивлением заметила, что слепота её как будто пропадает; она разглядела местность вокруг: перед ней находилось озеро, где-то позади, в паре километров – раскрытые стальные ворота тиреча. Кругом было никого, и Двач-тян, подойдя к озеру, умылась.
Она не помнила ничего из того, что происходило в последние несколько недель; в то время она чувствовала себя очень плохо. Чернокожий врач с абсолютно равнодушным выражением лица так же равнодушно сообщил ей, что она скоро умрёт… она стала терять зрение и память, мало двигалась… «И что теперь? Они, верно, думают, что я умерла? Да, точно – иначе бы, зачем меня несли в гробу? – Двач-тян пыталась собраться с мыслями и всё проанализировать. – Но я жива, – она ущипнула себя за руку, – может, это была кома или летаргический сон?» Двач-тян осмотрелась ещё раз: всё кругом жило своей жизнью – солнце освещало землю, на деревьях сидели птицы, где-то недалеко раскинулся хвойный лес… Несмотря на то, что она не представляла себе, что будет делать, природа и окружающий мир заставили её улыбнуться. «Стоп! – улыбка пропала с её лица. – А как же… Двач?» Она села на траву и принялась вспоминать, что было до её болезни.
Она вспомнила всё: и сестёр-маскотов, и Чёрного Властелина, и рак, убивающий /b/… Солнце спряталось; над землёй собрались тучи; закапал дождь. А она всё вспоминала и вспоминала. В конце концов она подумала, что сидеть на одном месте неразумно, и решила пойти к автомобильной дороге, идущей к тиречу. До самой борды она не пошла; впрочем, и слово «Дватиреч» не было ей знакомо. Дойдя до остановки, она сориентировалась в местности: Купол Двача находился в другой стороне.
Дойдя до Купола, Двач-тян спряталась в кустах, наблюдая за происходящим. Двое анонов, держа каски в руках, дежурили у входа. Двач-тян подошла к ним.
— Это ещё что такое? – аноны недоумённо уставились на девушку.
— Это я, ребята!
— А ну убирайся! И не стыдно шутить так? У всех горе, а эта – посмотрите! – вырядилась, как наша… покойная…
— Да нет же, это я и есть!
Анонимам это уже совсем не нравилось; после словесной перепалки один, наконец, не выдержал, и, выхватив трёхлинейку, направил в сторону девушки штык. Двач-тян пришлось уйти.

В других местах реакция на неё была такая же; все верили, что она на самом деле мертва…
«Ну что ж, умерла – так умерла», – Двач-тян раздобыла бумажный пакет и, надев его на голову (косы пришлось пригладить), стала выглядеть как обычный анонимус.

Она не смогла найти никого из знакомых; скитаясь по старым имиджбордам, от которых по большей части остались одни развалины, она наткнулась на группу анонимусов-олдфагов, кочевавших, как и она, из одного места в другое. На некоторое время она осталась с ними, смирившись, что, возможно, никогда не покажет своё настоящее лицо. Олдфаги посчитали её за умного, равного себе собеседника, который, как им представлялось, успел повидать старый Двач. Слушая их рассказы у костра, песни под гитару, стихи, посвящённые былым временам, Двач-тян стала понимать, каково сейчас приходится анонимам с покойной борды. Она поняла и их реакцию на её появление; слишком сильно анонимы переживали утрату своего главного маскота, чтобы теперь поверить в чудное воскрешение. Впрочем, пребывание на природе, вне Купола, пошло ей на пользу: память и зрение полностью восстановились, как и потрясающая ловкость и превосходное обращение с холодным оружием – Двач-тян поняла это тогда, когда под удивлённые взгляды олдфагов быстро расправилась с приставшей к ним толпой рачья.

Скитаясь по пустынным имиджбордам, Двач-тян попала на Ычан. «Здесь же должны быть Уныл-тян и Славя-тян!» – вдруг вспомнила она. Попав внутрь, она пробыла там пару дней, слушая разговоры анонимов.

Вдруг, гуляя ночью по одной из узких улочек пригородов, она лицом к лицу столкнулась с кем-то; прохожий обронил пакет. Двач-тян наклонилась, подняла его и, посмотрев на прохожего, узнала в нём…
— Уныл-тян?!
— Спасибо… – Уныл-тян тут же хотела уйти, но на секунду замешкалась: голос анонима показался ей знакомым.
«Всё, хватит. Если и она меня пошлёт – делать нечего, придётся уходить с Ычана», – Двач-тян сорвала с головы бумажный пакет.
Уныл-тян перекрестилась и, схватившись за сердце, сделала несколько шагов назад.
— Спокойно, Уныл-тян. Это я. Живая. – спокойным голосом говорила Двач-тян и поддерживала себя жестами. – У тебя нет галлюцинаций.
Уныл-тян подошла к ней и потрогала. «И правда…» – удивилась она.
— Но… ведь ты была серьёзно больна, а потом… потом были похороны…
— Знаю, Уныл-тян, знаю… Поверь, мне трудно объяснить… – Двач-тян почесала затылок, – то, почему я стою здесь и сейчас перед тобой…
В проулке раздался топот сапогов. «Опять патруль…» – подумала Уныл-тян.
— Идём, скорее, – она, с некоторой предосторожностью взяв Двач-тян за руку, повела её проулками к своей съёмной квартире.
Зайдя внутрь, она посмотрела в глазок – на лестничной клетке никого не было – и заперла дверь.
Двач-тян присвистнула.
— Так ты здесь живёшь? Ничего себе, квартирка для маскота!
Квартира действительно была небольшой: коридор, спальня, кухня, туалет и две душевых.
— Ну, у меня есть квартира в центре, но здесь мне как-то больше нравится.
Двач-тян принялась осматривать квартиру.
— Ну и вид у тебя… – Уныл-тян внимательно разглядывала Двач-тян.
— Ага. Как будто из могилы вылезла, да?
Уныл-тян вздрогнула.
— Да не пугайся ты так. Шучу, – улыбнулась Двач-тян. – Зубы у тебя можно почистить?
— Ах да, конечно, конечно, – Уныл-тян принесла пасту и щётки. – Тебе бы и в душ не помешало сходить, – прибавила она.
— Точно. Хорошая идея, – Двач-тян принялась чистить зубы.
— Ну ладно, как закончишь – можешь занимать вторую кабинку, – сказала Уныл-тян. – Я в душ.
— Хорошо, спасибо.
Прополоскав рот, Двач-тян зашла в соседнюю от Уныл-тян кабинку. «Ух, наконец-то нормально помоюсь, – обрадовалась она. – А то с этими анонами чёрт его знает сколько время провела – да ещё и в канаве той пролежала неизвестно сколько времени, тьфу!»
Слышимость между кабинками была хорошая: Двач-тян решила рассказать о том, что с ней происходило за это время.
«Бедная, – думала Уныл-тян, слушая её рассказ, – кто бы такое смог вынести? Надо оставить её у себя».
— Ну вот, так я и очутилась у вас, на Ычане, – заканчивала рассказ Двач-тян, идя, обмотавшись полотенцем, следом за Уныл-тян в комнату. – Может, и правы те, кто прогнал меня тогда, – она вздохнула. – Какая же я Двач-тян без Двача?..
— Не надо так. Ты ведь осталась сама собой, не изменилась – а это главное…

Двач-тян хотела что-то возразить, но Уныл-тян, остановив её, приложила палец к её губам.
Полотенце слетело с плеч Уныл-тян, обнажив при свете луны стройную девичью фигуру. Двач-тян слегка покраснела.
— Уныл-ть… – начала было она, но остановилась; Уныл-тян, обняв, поцеловала её в губы…

…Летели дни за днями, а Двач-тян всё скоротала время в небольшой съёмной квартирке у Уныл-тян. Никто и не подозревал, что она живёт на Ычане… как и, впрочем, вообще того, что она живёт. По её просьбе Уныл-тян никому не стала рассказывать о ней – даже Мод-тян (что далось ей с большими усилиями). Сама Уныл-тян за это время действительно как будто расцвела; замечание анимешника, высказавшего корованеру своё предположение, было верным (за исключением одной маленькой детали)…

…Падал мелкий снег; за окном, выходившим на широкую улицу, ведущую к площади, можно было наблюдать оживление: анонимы готовились отмечать Новый Год. Из старенького грузовичка, стоящего рядом с продуктовым магазином, производилась разгрузка; у обочины улицы были припаркованы два москвича-»четырёхсотки». Окна были закрыты, и ни один звук не проникал в комнату небольшой квартирки на верхнем этаже. Уныл-тян, обняв Двач-тян, спала у неё на груди…
Внезапно зазвонил будильник, разбудив девушек.
— Что?.. Уже пора вставать?.. – Уныл-тян стала протирать глаза.
«Чёрт, ну почему так не вовремя? Всё удовольствие испоганил», – Двач-тян, повернувшись, ударила кулаком по будильнику; тот замолчал.
— Ты куда-то идёшь? – натянув на себя простыню и любуясь Двач-тян со спины, спросила Уныл-тян.
— Да, – ответила Двач-тян, одеваясь. – Мы с Угнетателем идём на ёлку в /b/. Будем дарить малолетней школоте подарки… – Она надела рубашку, брюки и широкий длинный плащ, скрывавший её движения. Уныл-тян вздохнула.
— Я быстро, – подмигнула ей Двач-тян, надевая на голову парик, маску Гая Фокса и шляпу, и превращаясь в тогосамого таинственного незнакомца.
Двач-тян решила, что жить на одни интернеты Уныл-тян нехорошо, и временами кое-где подрабатывала на Ычане. Пришлось, правда, разориться на костюм – но Двач-тян особо не жалела: расходы вскоре окупились.
Таинственный незнакомец вышел из квартиры, закрыв за собой дверь. Уныл-тян укрылась простынёй и, обхватив руками подушку, продолжила дремать с улыбкой на лице…

…Однако всему мирному их быту суждено было прерваться в один день. Тогда Уныл-тян задержалась в Администрации, о чём-то говоря с Мод-тян. Двач-тян, сидя на кровати, читала газету. Вдруг в замке двери стали ковыряться. Двач-тян, оторвавшись от чтения, хотела сначала отогнать взломщика, но… манера взлома показалась ей очень профессиональной и не на шутку заинтересовала её. Погасив в квартире свет, она спряталась в темноте.
В комнату вошёл среднего роста человек в тёмной куртке, разулся и принялся всё осматривать. Дойдя до спальни, он отчего-то усмехнулся, затем хотел было сделать шаг вперёд, но Двач-тян, подойдя сзади, приставила длинный нож, напоминающий катану или мачете, к его шее. Несколько секунд она прицеливалась, куда ему заехать, чтобы вырубить его на долгое время. Наконец, когда человек собрался что-то сказать, Двач-тян нанесла удар. Человек упал на пол. Она посмотрела на его лицо: это был Номад.
Оставив Уныл-тян на столе записку, переодевшись в тёмный костюм и надев маску, она надела на корованера обувь и, подняв его, отнесла к лестничной клетке…

***

Двач-тян рассказала с трибуны свою историю, исключая, естественно, некоторые подробности проживания на квартире у Уныл-тян (впрочем, самые догадливые в зале и так всё поняли, с улыбкой посматривая на Уныл-тян) и общения с Номадом.
Один из членов Комиссии, опомнившись, решил задать ей вопрос.
— Но… что же вы можете сказать про Криппи-тян?
— Криппи-тян? К сожалению, ничего. О ней я знаю только из газет двухнедельной давности. Тем не менее, я не считаю её какой-то самозванкой и думаю, что такой маскот имеет полное право на существование…
Номад, стоя у своего места, вдруг схватился за голову. Он услышал сильный звон в ушах; из носа его потекла кровь. Скорчившись от сильных головных болей, он упал на пол.
— Что с вами? Что случилось? – бросились к нему несколько человек.
А у самого корованера, которому казалось, что вокруг него мелькают вспышки света, с бешеной скоростью проносились перед глазами давние события…

***

…Номад, держа сигару в зубах, пересчитал лежащие на столе интернеты и с усмешкой глянул на собеседницу.
— Это авансс, – сказала Анякунда. – Осстальное получишшь поссле.
Номад обвёл глазами бар, вытащив из зубов сигару.
— Ладно, что за помощь тебе нужна? – сказал он, пряча пачку интернетов во внутренний карман.
— Мне извесстно, что одному ссвоему… знакомому, – спокойно, с расстановкой начала Анякунда-тян, – ты дал лицензию на производсство ссвоей ибражжки проссто так, по блату.
Номад нахмурился и стал вспоминать.
— Ты это про того… алхимика? – усмехнулся он.
— Да, про него. Так вот: ты должжен – так же, по блату – досстать у него одно… хм, скажжем так, ссредство… поссмотри: название написсано на бумаге.
Номад взял со стола бумагу, вместе с которой Анякунда подала ему пачку интернетов. На бумаге было от руки написано длиннющее название, состоящее из четырнадцати символов.
— Зачем это тебе?
— Это не твоё дело, – остановила его Анякунда. – Просто досстань ссредсство, ессли хочешь получить деньги. Адресс твоего приятеля на другой сстороне бумаги. Время на выполнение, – она посмотрела на часы, – один часс. Чуть задержишься – меня уже здессь не найдёшь. Всё яссно?
Номада слегка обескуражил тон собеседницы, однако он, допив ибражы из бокала и поставив его на стол, встал, надел шляпу и вышел из бара, прихватив записку с собой.

Часа ему вполне хватало: его знакомый, оказывается, расположился в нескольких кварталах от бара. Номад шёл по освещаемым фонарями ночным улицам, встречая на своём пути лишь редких фагов, которым вздумалось погулять ночью. Он дошёл до нужного места: дом был огорожен металлическим забором, в будке сидела собака. Номад позвонил; человек высунулся из окна дома, надел очки, и, вглядываясь корованеру в лицо, вдруг радостно ахнул. Перед Номадом раскрылась дверь.
Дом изнутри выглядел одновременно как мастерская и лаборатория: знакомый Номада в грязном лабораторном халате, с растрёпанной причёской, в очках с толстыми стёклами, обрадовался нежданному визиту.
— Номад!
— Алхимик! – корованер простёр руки в стороны. Ему немного стыдно было за то, что он не помнил имени друга; но прозвище, под которым его знали, к тому вполне подходило и было запоминающимся.
— Что ж ты так давненько у меня не был?
— Да, знаешь ли, всё в разъездах… Даже отдохнуть не успеваю, не то, что друзей навестить.
— Да ты проходи, проходи!
Они прошли в небольшую, насквозь прокуренную комнату, которую приятель корованера называл кухней, и сели за стол.
— Ну, как твоя лицензия с ибражами? Не пропала даром, надеюсь?
— Да ты что! Это же серьёзный бизнес: я очень неплохо на нём заработал, вот, и домик себе здесь прикупил… А, кстати, как ты узнал, что я здесь живу?
— Да какая разница, – сказал, не растерявшись, Номад. – Что, думаешь, один в глухом лесу находишься?
— А, ну да, конечно, – Алхимик мотнул головой. – Так вот, я в твои ибражы добавил кое-какие свои ингредиенты – так, ничего серьёзного, – торговля пошла! У меня теперь даже постоянные клиенты имеются!
— Ну, поздравляю…
Они болтали ещё минут десять; Номад уже стал поглядывать на часы и, улучив удобный момент, попросил приятеля об услуге.
— Да, конечно, друг, для тебя – всё что угодно!
— Послушай, у тебя не осталось вот этого… – он подал Алхимику записку – средства?
Тот, протерев очки, принялся разглядывать название.
— А, это… Ну да, я на днях собирался от него избавиться… Слишком много проблем с лицензией, да и на практике испытать так и не удалось..
Номад хотел спросить, что это за средство, но, чтобы не выдать себя, промолчал.
— А тебе, кстати, зачем оно? Алхимией или, может, оккультистикой заинтересовался, что ли?
Номад развёл плечами. «Интересно, – подумал он. – Очень интересно…»
— Ну так можешь мне его дать?
— Ах да, конечно, – кивнул Алхимик. – Пойдём.
Он подошёл к небольшому люку в полу и открыл его; под люком была лестница. Корованер и Алхимик спустились в небольшой подземный склад. Дойдя до полок, приятель корованера принялся шарить там, попутно уронив несколько пачек таблеток. Оттуда он достал завёрнутую в герметичный пакет одну-единственную капсулу.
— И всего-то? – недоверчивым тоном сказал Номад.
— Смеёшься, что ли? – с удивлением посмотрел на него Алхимик. – Даже половины этой капсулки должно хватить для… для… а… – он, не сдержавшись, сильно чихнул и подбросил в воздух пакет. Номад на лету схватил его.
— Будь здоров.
— Да, спасибо. Смотри, осторожнее с ней!
— Конечно, конечно.

Они распрощались; Номад, засунув пакет во внутренний карман, направился назад, к бару. Анякунда ждала его там.

— Ну что?
Номад положил на стол пакет.
— Прекрассно.
— Давай деньги.
— Ссейчасс, – Анякунда оглядела бар и, убедившись, что никто на неё никто не смотрит, подошла к Номаду, наклонилась и достала что-то из внутреннего кармана куртки…

***

Номад открыл глаза и резко поднял голову вверх. Окружающие расступились, испугавшись его вида. Вытирая кровь под носом, он вскочил на ноги и принялся, шагая то в одну сторону, то в другую, кого-то искать среди приглашённых. Вдруг зрачки его сузились, а взгляд остановился: он увидел, как Анякунда осторожно, тихо, стараясь не привлекать внимания, идёт к выходу из зала.
— Стой! Д-держите её! – Номад, крича на весь зал, с выпученными глазами показал пальцем на девушку-змею. Та, на секунду замешкавшись, заметила корованера и, выхватив из-под плаща револьвер с длинным стволом, выстрелила.
Номад совершил кувырок в сторону; пуля разнесла доски трибуны в щепки, оставив в середине огромное отверстие.
— Леди, остановитесь! – сказал стоявший рядом с ней комиссар, доставая из-под пальто свой веблей, но Анякунда опередила его: от выстрела комиссар отлетел на пару метров и, перелетев через трибуну, упал к ногам Мод-тян.
Солдаты в белых касках спохватились и разом открыли огонь из гарандов, но пули, ударившись об обивку двери, не попали в забежавшую за неё Анякунду-тян. В зале послышался звон вылетающих из винтовок пустых обойм; солдаты, чертыхаясь, стали перезаряжаться.
«Комиссар!» – Номад бросился к Мод-тян, но та махнула рукой, сказав, что позаботится о нём.
Корованер, выхватив маузер, со всех сил ринулся к выходу. Анякунда съехала вниз по перилам и, не доезжая нескольких сантиметров, спрыгнула, ударив воздухе стоящего на посту солдата. Другому она, не дав опомниться, со всей силы заехала по подбородку.
Номад за ней не успевал; он перепрыгивал через пролёты, иногда приземляясь удачно, иногда не очень.
У чёрного входа курил какой-то мужик. Анякунда, мчавшаяся на большой скорости, повернула голову вперёд и… напоролась на его локоть.
— Так-то! – ухмыльнулся мужик, глядя на бессознательную девушку-змею. – Бегают тут всякие, – развёл он руками, увидев тяжело дышащего Номада, подошедшего к нему с другой стороны.
— Молодец, – похвалил его Номад, пытаясь отдышаться; он всё понял, рассмотрев у мужика на футболке портрет Сюткина.

***

— Скорее! Аккуратнее, аккуратнее! – солдаты в белых касках, послушавшись Мод-тян, перенесли комиссара в ычановский «Мерседес-Бенц». – Срочно на Двач!
— Мод-тян, я не считаю это хорошей идеей, – недовольным тоном сказал Властелин.
— Перестань, Бен! – Мод-тян чуть ли не силой заталкивала ЧВ в машину. – Ты знаешь, ЧТО могут твои врачи. Я не позволила тогда умереть одному человеку, не позволю и сейчас второму.
Автомобиль тронулся и, разогнавшись, повёз пассажиров к Куполу.

***

…ТИ-ХО! – члены Комиссии пытались успокоить сильно шумящий зал. – Минуту вни… минут… Да что же это такое! – один из членов Комиссии взял деревянный молоток и с силой стукнул по столу три раза. – Тишина в зале!
Зал понемногу стал успокаиваться.
— В связи с непредвиденными обстоятельствами, – громко и чётко вещал в микрофон один из членов Комиссии, – окончание Собрания переносится на… на день. Всё.
Зал забурлил ещё больше; солдаты закрыли собой Двач-тян, которой каждый пытался что-то сказать.
— Всё послезавтра, – махнула рукой Двач-тян и направилась к служебному выходу.

***

Стенограмма допроса бывшего маскота Двача Анякунды-тян – Главное Управление Расследований при Организации, Нейтральная территория.
Вопрос. – Имя?
Ответ. – Анякунда-тян.
Вопрос. – Род деятельности?
Ответ. – Маскот Двача. Бывший.
Вопрос. – Дата появления?
Ответ. 2008-й год.
Вопрос. – Дата появления в качестве мема и маскота?
Ответ. 2008-й.
Вопрос. – Где были после закрытия Двача?
Ответ. – На тематических форумах. В основном – фурри-арте. Несколько раз появлялась на Ычане.
Вопрос. – Где проживаете?
Ответ. – Снимаю квартиру на нейтральной территории.
Вопрос. – Покажите на карте.
Ответ. – Здесь, в этом районе.
Вопрос. – Как давно вы знакомы с Двач-тян?
Ответ. – Я познакомилась с ней сразу после появления.
Вопрос. – Как у вас оказалось одно из нелицензированных алхимических средств? Что за инцидент произошёл в лолимаркете на нейтральной территории накануне появления Криппи-тян?
Ответ. – Я пыталась раздобыть одно средство в лолимаркете недалеко от Дватиреча, но хозяин магазина не смог мне его предоставить, попробовал подсунуть подделку. Из-за этого между нами произошла… драка.
Вопрос. – Продолжайте.
Ответ. – Затем я случайно узнала, что Номад, создатель одного из популярных сортов ибражы, хорошо знаком с неким Алхимиком, который, по слухам, располагал данным средством. Я встретилась с Номадом в баре недалеко от дома Алхимика и договорилась с ним о доставке препарата.
Вопрос. – Как именно ему удалось раздобыть это средство? Купить?
Ответ. – Нет, думаю, Алхимик отдал ему препарат даром, за то, что Номад когда-то подарил ему лицензию на напиток. Получив препарат, я вколола Номаду в шею инъекцию средства, вызывающего потерю кратковременной памяти, и оставила его сидеть в такой позе, как будто он перепил и заснул.
Вопрос. – Как вы использовали это средство далее?
Ответ. – Я вошла под Купол (у меня было право войти внутрь), пронесла средство в больницу и осталась наедине с Двач-тян в её палате. Я попробовала раскрыть капсулу, но она оказалась твёрдой. Тогда я разжевала её и вылила содержимое в пробирку. После этого я взяла шприц, набрала в него жидкость и ввела её в вену Двач-тян.
Вопрос. – С какой целью вы сделали это?
Ответ. – Мне было известно, что это средство, если дать его человеку перед смертью, позволит сохранить душу умершего и воплотить её в реального человека.
Вопрос. – Вы оккультистка? Или увлекаетесь алхимией?
Ответ. – Нет. Просто я была готова пойти на всё, чтоб хотя бы попытаться спасти сестру.
Вопрос. – Продолжайте.
Ответ. – На следующий день последовало официальное заявление о смерти Двач-тян. Я, как и многие, поверила в то, что она мертва, но знала, что у неё есть шанс возродиться.
Вопрос. – Что было после похорон?
Ответ. – Вы имеете в виду процессию на Дваче или перезахоронение на Дватирече?
Вопрос. – Второе.
Ответ. – Я решила не ждать, сложа руки, и под видом анонима отправилась на Дватиреч, где спровоцировала спор между фагами и фобами Двач-тян. В конце концов, первые решили организовать сходку, на которой планировали вызвать дух Двач-тян.
Вопрос. – Вы добивались этого?
Ответ. – В общем-то, да.
Вопрос. – Продолжайте.
Ответ. – Дальше я узнала об инциденте на /o/, кладбище Дватиреча. Следующей ночью я отправилась туда, надеясь поговорить с…
Вопрос. – Криппи-тян?
Ответ. – Да, с ней. Я думала, что она является той самой реинкарнацией Двач-тян, на которую я надеялась.
Вопрос. – Продолжайте.
Ответ. – На /o/ мне случилось наблюдать сцену драки этой… девушки с Номадом. Сначала я собиралась остановить его, но потом поняла, что… Криппи-тян меня не узнаёт. В результате нам вдвоём с Номадом пришлось отбиваться от Криппи-тян.
Вопрос. – Чем закончился инцидент?
Ответ. – Криппи-тян скрылась. Мы с Номадом разошлись в разные стороны.
Вопрос. – Что вы делали после этого?
Ответ. – Пыталась выяснить что-либо о Криппи-тян. Поговорить со свидетелями её появления. Однако мне это не удалось.
Вопрос. – Почему?
Ответ. – Большая часть из них была мертва, остальные находились неизвестно где. Далее я оказалась на вчерашнем Собрании…
Вопрос. – Как вы объясните своё поведение на нём?
Ответ. – Не знаю. Я была уверена, что Двач-тян мертва и надеялась, что она действительно реинкарнировалась в Криппи-тян, хоть и не помнит меня. Потом у Номада случился приступ. Он всё вспомнил, так? Вы ведёте допрос с его слов?
Вопрос. – Не отвлекайтесь от темы. Почему вы открыли огонь?
Ответ. – Я… не знаю. На меня что-то нашло, и я решила выстрелить в Номада.
Вопрос. – Зачем вы стреляли в комиссара?
Ответ. – Это была случайность. Он хотел достать оружие, и я рефлекторно пустила в него пулю.
Вопрос. – Бежать вы бросились тоже «рефлекторно»?
Ответ. – Что мне оставалось делать? Повторяю, я, скорее всего, находилась в состоянии аффекта.
Вопрос. – Готовы ли вы повторить свой рассказ на завтрашнем процессе?
Ответ. – (Молчание).
Вопрос. – Я повторю вопрос: готовы ли вы выступить с показаниями на завтрашнем процессе?
Ответ. – Да.
Допрос проводил Аноним № 001-059/нч.

Номад, дочитав стенограмму, глубоко, до посинения, затянулся. «Н-да-а-а, – подумал он. – Такие дела. Вот всё и прояснилось…» Он ещё раз пробежал глазами текст с самого начала. «Хм… безэмоционально всё как-то. Представляю, какая там, на допросе, драма была! А здесь сухо всё так, аккуратно записано, – Номад продолжал покуривать сигарету. – Одно шипение Анякунды чего стоит!»
Корованер посмотрел на мятую пачку «Лаки Стар». «Да откуда же они взялись у меня?», – он почесал затылок.
На Номада в раз навалилось осознание всего, что на самом деле произошло с ним и с теми, кто его окружал. «Сначала меня обвела вокруг пальца Анякунда, – пытался он разложить всё по порядку, – И как тонко обвела! Я даже и представить не мог, что мной просто играют… СССР-тян? Ну, здесь, допустим, сыграло то, что я весь день просидел над нульчановской копипастой – у меня даже веки тогда слипались. И последняя – Двач-тян… Поистине эпичное надувательство! А ведь я даже не подумал, не предположил, что тот Аноним в чёрном – это она!..» Вдруг, представив себе всё это, он рассмеялся. «Получается, что меня, «матёрого агента», как говорил один связной ЧВ – царство ему небесное! – смогли легко обдурить три… девушки? Вот те на – это ж прям победа женского менталитета над мужским! Какой-нибудь сюткинист на моём месте точно бы стал героем…»
Он в очередной раз взглянул на стенограмму. «Хорошо, что Мод-тян и Двач-тян смогли убедить её дать добровольные показания… – думал он. – А чернокожий доктор на Дваче, говорят, буквально вытащил с того света комиссара. Везучий, – он затянулся, – прям как я.»
Номад вспомнил и о Криппи-тян. «Я был прав: она – случайность, жертва эксперимента, – докурив сигарету, он бросил её в мусорку. – Вот как всё получилось: желая лучшего своему дорогому человеку, Анякунда, возможно, сделала ему хуже… Двач-тян разделилась на два маскота – самостоятельных, полноценных. Поладят ли они теперь? Как сказал тот мужик, споривший с блоггерами, это – вопрос времени…»

На следующий день Анякунда-тян выступила в суде. Комиссия с руки Мод-тян перенесла дело собственно Анякунды на неделю. Дело, затеянное Двачем, Ычаном и Дватиречем полностью прояснилось. Несколько раз за время процесса успела выступить и Двач-тян (за прошедший день она встретилась со Славей-тян, Мод-тян, Уныл-тян, СССР-тян и Токаревым).
— Многих сейчас интересует, куда я пойду после Собрания, – говорила она. – Чтобы относительно этого вопросов ни у кого не было, я постараюсь вам всё объяснить. Под Купол закрытого Двача, – она остановила взгляд на ЧВ, – я не вернусь. Из прошлого моего рассказа вы слышали о том, как я изменилась, когда стала жить снаружи, на просторах Интернетов. Да, моё имя Двач-тян, и я, казалось бы, должна быть там же, где, собственно, сейчас находится имиджборда… Но правда в том, что Двач сейчас не под закрытым куполом – он там, где его Анонимусы. Во всех имиджбордах. Во всём Рунете. Во всех Интернетах.
Звуки её речи затронули многих представителей самых разных чанов; многие из них сами были анонимами старого Двача.
— ЧВ, – обратилась она к Властелину, – ты делаешь многое для своей борды. Благодаря тебе удалось сохранить под Куполом жизнь, пускай и изолированную от всех и ото вся. Но пойми: маскоты имиджборды либо остаются с ней и умирают – либо уходят туда, где им место… где их ждут. Я уверена, Бен: ты не хочешь моей смерти. И ты поймёшь моё решение остаться на Ычане…
— Я поддерживаю сестру, – СССР-тян встала из-за своего места и подошла к Двач-тян. – Товарищ Бен, не держите на меня обиды: я ухожу в открытые Интернеты.
Зал зашумел.
ЧВ, находящийся под перекрестьем всеобщих взглядов, медленно поднялся и направился к трибуне, где стояли девушки. Зал замер в ожидании.
Бен, убрав выкатившуюся из глаза слезу, обнял Двач-тян и СССР-тян. Мод-тян с умилением посмотрела на них.
— Да благословит вас Викентий, дочки, – тихо сказал ЧВ и под нарастающие аплодисменты зала удалился на своё место.

***

…Собрание было объявлено закрытым, однако прибывшие ещё долго держали Двач-тян, прося её ответить на вопросы. Двач-тян была не против и охотно отвечала. Тут же на неё сыпались поздравления и пожелания; она всех благодарила.

Над палаточным городком сквозь облака проглядывало солнце; в стороне же, около пустого блокпоста, лил мелкий дождь. Номад, развернув зонт, курил. Нет, старого корованера нисколько не удивляла это зрелище и та радостная атмосфера, окружавшая всех прибывших на встрече с Двач-тян. Он не был каким-нибудь сопливым юнцом, жалующимся на недостаток внимания. Но почему-то Номада охватил некий когнитивный диссонанс от сравнения того, что происходит перед ним и того, что происходит с ним. Корованер чувствовал, что он на этом празднике лишний. Выбросив зонт и сигарету, он пошёл в другую сторону от штаба Организации – в ту, на которой лил дождь и, не просыхая, лежали грязные, расхлябанные дороги, не дающие пройти ни автомобилю, ни одинокому путнику, бегущему ото всех…

***

Мод-тян и Уныл-тян находились в напряжённом ожидании; встреча длилась уже час. Наконец железные двери открылись, и в приёмную вошла Двач-тян.
— Ну что? – вскочили с кресел Мод-тян и Уныл-тян.
— Я говорила с ней. Она раскаивается обо всём. Даже не знаю, может, мне лучше остаться здесь…
— Не беспокойся, Двач-тян, – сказала Мод-тян. – Я позабочусь об Анякунде. Я не позволю ей сесть за решётку. Можешь быть спокойна.
— Спасибо, Мод, – Двач-тян пожала ей руку и отправилась вместе с Уныл-тян на Ычан.

— Ну что, любая деанонимизация суть фейл? – улыбнувшись, сказала Уныл-тян. – Помнишь, чьи слова?
— Ладно, – усмехнулась Двач-тян. – Анонимизация, чаще всего, тоже происходит не от хорошей жизни…
Они прошли через открытые ворота Ычана; с неба посыпались ленты, конфетти и прочий праздничный мусор. Анонимусы снимали шляпы перед Двач-тян. Легионеры и полицейские, вставая по стойке смирно, отдавали ей честь. На площади был устроен салют в честь её официального прибытия. Весь день на борде праздновали это знаменательное событие.

Вечером, придя в свою небольшую съёмную квартирку, Двач-тян и Уныл-тян обнаружили на столе записку. Записка была от СССР-тян. Она сообщала, что ещё не приняла окончательного решения, останется ли она на Ычане или уйдёт в свободные Интернеты, и просила дать ей некоторое время на раздумье. Кроме того, она оповестила о том, что на Форчане в связи с недавними открытыми провокациями сайентологов приняли решение набрать добровольческий Иностранный Легион, и СССР-тян направляется туда.
— О, нет! – испугалась Уныл-тян. – Надо её остановить!
— Не надо, – сказала Двач-тян. – У неё за всё время, пока она лежала в коме, накопилось столько энергии, что некуда девать. Помнишь, чем это чуть было не закончилось?
— Но ведь это опасно; она может погибнуть!
— Ты что! Наша СССР-тян нигде не пропадёт. Я уверена: с ней всё будет в порядке.
Уныл-тян согласилась с ней.
— Да, ещё кое-что, – сказала Двач-тян. – Мне нужно кое-куда заглянуть…
— Опять уходишь? Ты же только вернулась!..
— Обещаю, я быстро… – улыбнулась ей в ответ Двач-тян.

***

Номад вышел на прогулку, заперев квартиру на ключ. Солнце садилось за горизонтом, ещё освещая пригороды Ычана. Корованер не знал, куда именно ему стоит идти; он не мог представить себе спокойное, неторопливое забвение в небольшой квартире. Двач-тян найдена, о Криппи-тян всё известно… Выполнены, а точнее утеряны две цели, которые корованер считал главными – если не в жизни, то хотя бы в ближайшем будущем. Номада посещали мрачные мысли…

…Вдруг он заметил, что слева от него кто-то шагает нога в ногу.

— Здравствуйте, я – Двач-тян. Живу в разделе /tan/ на сайте Ычан точка ру. Хотела бы, чтобы вы сделали имиджборд, суть такова… – от своей шутки Двач-тян самой взгрустнулось. Номад понял её.
— Знаешь, Номад, я не оправдываю СССР-тян и не одобряю то, что она сделала… Но кое в чём она была права: ты ведь, – усмехнулась Двач-тян, – стал (пускай негласно) символом и идеологом ньюфагов, фактически одним из маскотов позднего Двача и раннего тиреча – наряду, например, с Сюткиным.
Номад заметил в её руке небольшой футляр из-под какого-то музыкального инструмента.
— Что, и ты меня расстреливать собралась? – сострил корованер.
— Нет, что ты! Бог с тобой. Но посмотри: тот же Сюткин стал главой крупной партии; Лебедев, хотя и прославился на имиджбордах, больше известен в ЖЖ… А ты, Номад?.. Кстати, как твоё настоящее имя?
— Номад, – улыбнулся Номад. – Просто Номад. Да, действительно, нигде я больше не известен: получается, я всё прослоупочил и не успел урвать место… Даже идти теперь некуда. Что же мне, в своей квартире остаток жизни доживать, что ли?
Двач-тян отрицательно кивнула головой и переложила футляр из одной руки в другую.
— Так что же ты? Учишься играть на музыкальном инструменте?
— Поверь, Номад, на этом инструменте я играю лучше других… Намного лучше.
— Хм, интересно…
— И я хочу, чтобы ты сам научился на нём играть, и более того – стал виртуозом.
— Да? Ну и что за инструмент там у тебя?
Двач-тян, улыбаясь, остановилась и раскрыла футляр. Номад, заглянув внутрь, обомлел: там лежал Её нож – не то катана, не то мачете… Свет заходящего солнца отражался об его сталь. Номад знал толк в холодном оружии и с восхищением рассматривал нож.
— Это мой подарок тебе, корованер.
Номад, взяв нож в руки, всё понял; глаза его засияли. Он ясно представил себе, куда пойдёт…
— Я знаю, о чём ты думаешь. Ступай туда. Ты должен быть там, где ты нужен. Где тебя ждут. Помнишь?
Номад с благоговением посмотрел на неё.
— Что бы там о тебе не говорили, Номад, я хочу сказать тебе спасибо. Спасибо за то, что ты сделал для всех нас…
Номад пожал ей руку и попрощался, взяв футляр с ножом. Впервые за последний год он точно знал, куда ему идти…

***

…На борду надвигался закат; солнце, заходя за горизонт, в последний раз за день обливало серый город оранжевым светом. Наблюдалось привычное для завсегдатаев борды зрелище: угрюмые аноны, опустив головы, молча брели по грязной, не убранной площади; создавший тред аноним отчаянно бился за него, стоя с топором перед вымазанной в саже нитью; перед ним стояли, время от времени кидая в спрятавшегося сзади тролля камнями, несколько других адекватных анонимов и старались, несмотря ни на что, поговорить с ОПом; рак, усевшись на огромном обломке некогда былинного треда, довольно шевелил усами.

Криппи-тян, поддёрнув ремень на чехле с гитарой, села в остановившийся рядом нелепый колёсный трамвай, следовавший по вполне реальному, 410-му, маршруту. Единственный пассажир – она – ехала на свою имиджборду. Сев на сидение, она поставила рядом гитару и опустила голову, не желая смотреть на привычное зрелище из окна.

Вдруг её посетило видение: ей на минуту показалось, что она – рыжая девушка с двумя косами в форме молний и человеческим, а не мёртво-бледным цветом кожи – очутилась на красивой серо-оранжевой площади, в центре которой, на табло, оранжевым цветом светились крупные буквы: «2ch.ru. Добро пожаловать. Снова.» На площади царит оживление: анонимусы-олдфаги в тёмных костюмах с красными галстуками беседовали на увлекательные темы, регулярно доставая и складывая рядом с собой ящики с вином; в небе ярко горит солнце, летают, медленно описывая дугу по радуге, слоупоки; поезд перевозит по воздуху сотни нефти; саму Её радостно встречают Токарев, Лирический и – да что уж там! – сам Чёрный Властелин… Интересная личность беседует с Трансцендентной личностью, показывая пальцем на высовывающегося из-за треда корованера; недоумевая, катится по земле Красный Бородач. Внезапно слоупок, сбившись с траектории, ударяется о Её затылок, сбивая с её глаз розовые очки…

…Криппи-тян очнулась уже на самой борде. Глазам её предстало повседневное, ужасающее зрелище: на грязной площади «онанимусы»-тиречеры, высовываясь из-за укрытий, закидывают друг друга несвежим говном; по улицам ходят, останавливаются и сношаются проекции нигеров, создаваемые старыми, плёночными вайп-машинами; раки в стороне, притворяясь анонимами, махают хвостами и щёлкают клешнями; низкорослые, жирные, зелёные тролли проводят разминку перед предстоящим набегом…

Криппи-тян часто посещали видения вроде сегодняшнего; она не знала – да и не могла знать, поскольку вампиры не имеют собственного отражения – кем является на самом деле, как выглядит. Во снах и видениях ей часто представлялась та самая рыжая девушка, могила которой стояла посередине /o/. Каждую ночь она ходила туда и клала на надгробие свежие цветы. Она оплакивала незнакомую ей девушку, в которой видела своё отражение, родственную ей душу. Её нисколько не интересовали политические интриги тиречеров, но к попыткам отождествить её с той, чьё надгробие было её ночным пристанищем, она относилась крайне отрицательно – и усмиряла особо буйных «активистов». Ошибка, случайность, появившаяся в результате эксперимента Анякунды, не знавшей, что Рыжая девушка жива, она испытывала горечь, во много раз превосходившую даже горечь самой Двач-тян в последние годы её жизни под Куполом. Но она терпела и не подавала вида, прикрываясь образом беспощадной вампирши…

…Криппи-тян услышала недалеко, за одним из костров, разговор анонимов ночного тиреча. «Не торт», – твердил один из них. Криппи-тян, хорошо знавшая и ночные разговоры, и ночных анонимов, подбежала к ОПу и со всей силы вдарила ему по голове. Тот упал. Остальные вгляделись в темноту. Криппи-тян замахнулась на них гитарой, и те, испугавшись, разбежались. Криппи-тян стряхнула кровь с гитары и, пройдя несколько метров, остановилась у другого костра; поставив впереди себя гитару, она оперлась на неё руками и вздохнула…

…Вдруг кто-то сзади закрыл ей глаза руками. Криппи-тян встала неподвижно и попыталась угадать, кто за ней стоит: руки были тёплыми – это точно человек; грязью или чем похуже от него не пахло – значит, не рак с тиреча. Но кто же? Сердце Криппи-тян сильно колотилось. Обернувшись, она увидела перед собой… ту самую рыжую девушку с двумя косами в форме молний. Та ласково смотрела на неё, держа её холодные руки в своих, тёплых.
— Здравствуй, – Двач-тян вытерла слёзы с её лица.
Криппи-тян заворожено смотрела на неё.
— Не надо бояться: это я, живая… Тебя, наверное, интересует, кто ты, как ты появилась… и кто я…
Криппи-тян кивнула головой.
Они уселись около костра; Двач-тян рассказала ей всю историю от начала до конца. Криппи-тян внимательно слушала, наблюдая за огнём в костре. Постепенно на лице её появлялась улыбка: она поняла, что не зря не зря живёт здесь, на этой борде…

— Мы с тобой – две стороны одной медали. Но не стоит так переживать, – Двач-тян поняла, что она чувствует, – переживать мне бы надо: я лишилась своей родной борды. У тебя же есть своя. Да, далеко не идеальная и поражённая многими болезнями, но… Пойми, ты должна здесь остаться. Ты должна позаботиться о своей имиджборде и своих анонах: нельзя бросать их всех на произвол судьбы! Посмотри: даже на Собрания за тебя ездит какой-то пройдоха, которого никто не знает…
Криппи-тян склонила голову. Двач-тян, подойдя к ней, взяла её лицо обеими руками.
— Обещай, что позаботишься о своей борде!
Криппи-тян улыбнулась и утвердительно кивнула головой. Двач-тян поцеловала её в лоб.
Достав из чехла бас-гитару, Криппи-тян наиграла какой-то мотив. Двач-тян он показался знакомым. Проиграв вступление, она остановилась.

— Is it okay if I don’t make it?
Is it okay if I don’t come around?
The light is fading and the sun has gone down… – запела она, подыгрывая себе на бас-гитаре.
Двач-тян вспомнила эту песню, появившуюся на свет в один год с Двачем, и запела вместе с ней…
— Bring it on back, bring it on back, bring it on back…

До редких олдфагов, блуждавших когда-то вместе с Двач-тян и проходивших в тот момент мимо тиреча, донеслась эта музыка. Завороженные, они остановились. Пара анонимусов обронила скупую слезу.

— There’s a day that never ended.
Tell me when it’s time to open up my eyes.
Like the morning with the sun on the rise.
Bring it on back, bring it on back, bring it on back.
Bring it on back, bring it on back, bring it on back…
For all that you do,
For all that you had,
For all that you said, would you take it all back.
All that you’ve seen,
Is much more than you have.
Bring it on back, bring it on back, bring it on back.
Bring it on back, bring it on back, bring it on back…

---

 

Вместо послесловия.

…среди бескрайней пустыни, раскинувшейся на несколько тысяч километров во все стороны, стоял небольшой деревянный домик. Однако деревянным он казался лишь со стороны; в действительности же сделан он был по последнему слову техники: жаропрочные материалы, солнечные батареи, система защиты, внутреннее охлаждение и – самое главное! – установка, позволяющая домику перемещаться и зарываться под песок. Для любого заполучить такое жилище было мечтой всей жизни; немногие могли позволить себе такую роскошь.

Это был подарок Алхимика Номаду – возможно, величайшему ограбителю корованов в истории. Уже чуть более недели он жил в песках пустыни, находящейся в южной части нейтральной территории.
Через пустыню эту часто проходили корованы, груженые нелицензированными ибражами, центральными процессорами, вайп-машинами, крутящими записи съёмки нигеров, и другими запрещёнными вещами – по этому маршруту можно было беспрепятственно пройти между многими сайтами и, конечно же, бордами. Корованер получил разрешение от Организации на разграбление и уничтожение таких корованов. Организация, впрочем, выделила ему только старую аппаратуру – радары, способные засекать передвижения в пустыне – так что от внешнего мира Номад был отрезан. Но и этого ему хватало, чтобы безошибочно вычислять маршруты опасных корованов, и набегая на своём домике, беспощадно разить перевозчиков запрещённой продукции – рачьё, троллоту, педобиров. Все товары с корована уничтожались.
Организация была довольна Номадом.

Но этой ночью, сидя в своём домике, корованер достал из ящика кое-что, что он успел прихватить с собой из недавно разграбленного корована.

Это были газеты. Номад уже давно не слышал о том, что происходит там, на имиджбордах, и принялся увлечённо читать. В газетах было написано, что Чёрный Властелин и Мод-тян в знак примирения совместно организовали между имиджбордами какое-то мероприятие (»Ещё бы не помирились! – усмехнулся корованер. – ЧВ всегда питал к ней слабость, долго бы дуться не смог.»); в одной из рубрик была размещена небольшая статья, в которой рассказывалось о продвижении работ на полуострове Эроге: уже было снято видео и начали проводиться небольшие обзорные экскурсии. Номад перелистнул газету и увидел новости Тиреча: оказывается, Криппи-тян взялась за ум: анон, который представлял борду на собрании, был отстранён от власти, отныне Криппи-тян взялась сама представлять свою имиджборду (Улыбка Номада расплылась до ушей). Здесь же говорилось и о деятельности Организации – в частности, о втором по счёту переносе рассмотрения дела Анякунды-тян; впрочем, всем уже было ясно, что адвокаты, нанятые Мод-тян, смогут разрешить это дело. В колонке с заголовком «Зарубежные новости» сообщалось о том, что некая девушка из Рунета, солдат добровольческого форчановского Легиона, проявила отличные боевые качества в вооружённом противостоянии Анонимусов и Саентологов; благодаря ей в короткий срок были взяты многие опорные пункты противника. Администрация Форчана пообещала представить её к высшей награде (Номад уже слышал о том, что СССР-тян сражается вместе с форчановцами; эта заметка не стала для него неожиданностью – он и не представлял, что о ней могут написать что-то другое). Кроме того, рассказывалось о некоем прославившемся фермере-эмигранте из Рунета, который, применив у себя какие-то сверхновые технологии, добился впечатляющих результатов. Корованер с удивлением узнал на прилагающемся к статье фото фермера… Петра, пилота того самолёта, что разбился когда-то над Ычаном («Вот даёт! – подумал Номад. – А я ожидал прочитать о нём как, например, о чемпионе по бегу…»).
Номад, так и не вспомнив, откуда у него взялась мятая пачка «Лаки Стар», достал сигарету и закурил.

«Помни не зря конец января
И рака-убийцы прыть.
Не вижу причины я, по которой
День тот стоит забыть.

Я никогда не забывал – и не забуду – тот день. Я всегда помнил то событие, великое и ужасное одновременно, которое заставило территорию русских чанов измениться навсегда. Но, помня о том событии, не могу не вспомнить о человеке, имя которого неразрывно связано с бывшим великим русским имиджбордом.
Я хочу поведать о человеке, которого долгое время считали мёртвым – естественно, небезосновательно – и который в итоге оказался живее всех живых…
Человек этот олицетворял дух того самого старого русского имиджборда; олицетворял во всех смыслах – когда имиджборд закрылся, он медленно стал умирать. Но судьба спасла его: когда все, думая, что он умер, устроили похороны, случилось так, что гроб с ним остался в безлюдном месте и незапертым. Тогда же этот человек проснулся – у него был летаргический сон. Казалось бы, стоит ему объявить о себе, и все, обрадовавшись, будут праздновать его выздоровление… Но нет. Люди слишком были погружены в траур – они подумали, что видят перед собой самозванца. Так этот человек был отринут. Изгнан.
Но в один день, когда никто не ожидал, он вернулся. Вернулся, чтобы снова подарить людям надежду. И в этот раз у него, похоже, получилось».

Номад поглядел на нож, подаренный ему Двач-тян; не одна уже педобирья голова была снесена им в буйных набегах корованера… «Я научился играть на твоём инструменте, Двач-тян, – улыбнувшись, подумал он. – Научился…»
Оторвав взгляд от ножа, он вернулся к написанию своих мемуаров.

«Я горжусь не только тем, что видел этого человека, разговаривал с ним, жал ему руку. Я горжусь не только тем, что искал его, прилагая немало усилий, тратя драгоценное время своей жизни. Я горжусь не только тем, что из-за него несколько раз оказался совсем близок к смерти, и не только тем, что он подарил мне цель, к которой я шёл… Я горжусь одним фактом своего существования в том мире, где живёт этот человек.
Так помните же его, как помните день семнадцатого января, ибо именно он является символом великого имиджборда, символом нашего времени, символом надежд и потерей олдфагов, символом того, как человек, обречённый на смерть, может получить право на вторую жизнь…»