Неоффициальное™ продолжение истории про Крипи-тян с iichan.ru/tan/

…Дни всё летели и летели; из-за какого-то крысы-куна в Организации новость о Большом собрании и исках представителей имиджборд вскоре облетела Интернеты; к штабу Организации уже стали стали съезжаться все кому не лень. В такой ситуации Комиссия была вынуждена ускорить процесс подготовки к собранию. Когда об этом сообщили комиссару, он лишь улыбнулся в ответ: расследование было и так почти завершено – благодаря тому человеку, которого Мод-тян порекомендовала комиссару.
Номад работал усердно и заставил сильно напрячься тех двух «парней», которых к нему приставили. На самом деле его помощники были на десяток-другой лет старше его: мало какой от них был толк. За эти несколько дней Номад собрал кучу документов, в которых упоминалось о Криппи-тян, смог уговорить представителей соседних с тиречем чанов предоставить ему свои архивы (подчас не без помощи солдат в белых касках). Всё говорило об одном: Криппи-тян появилась внезапно пару недель назад, посреди ночи, рядом с надгробием Двач-тян. Номад примерно знал, как будет выстраивать свою линию на процессе; в кармане у него уже был один весомый аргумент…

…После долгих срачей Комиссии пришлось пригрозить руководству тиреча санкциями, если те не пропусят детективов внутрь. И вот, под громкие крики недовольства со стороны тиречерских анонов, Номад и два старых сыщика, охраняемые взводом солдат в белых касках, вошли на территорию /o/. Пришлось это сделать днём, чтобы обезопаситься от Криппи-тян. Могила была вскрыта, гроб вытащен наружу. Внутри было пусто. Хотя сыщики и заметили, что могилу разрывали и вскрывали гроб до них, приблизительно неделю назад, картины это не поменяло, так внутри гроба никто не копался: никаких отпечатков и никаких останков там, похоже, вообще не было. Торжествующие сыщики, сделав фотографии, вышли, эскортируемые солдатами, из тиреча…
«Да, – подумал Номад, – Хорошо, что они ещё не знают, кто вскрывал могилу ранее – иначе бы меня там, наверное, сразу бы линчевали…»
Но корованеру было нужно больше: ему нужны были показания реальных людей. Из архивных документов можно было понять, что в тот день Криппи-тян появилась во время какой-то оккультистской сходки. Организация когда-то поручила расследование этого дела нульчановской полиции, собственно, из её архивов Номад и получил список тех, кто был очевидцами тех событий: аноны давали показания в трёх участках на Нульчане, скорее всего, там их им пришлось оставить свои адреса. Корованер решил вновь отправиться на Нульчан.
— Собирайтесь, – он разбудил сыщиков, спавших на раскладушках в соседнем кабинете. – Едем на Нульчан.
Они погрузились в мотоцикл с коляской, предоставленный Организацией, и через сорок минут уже были на нульчане – штаб находился не так далеко от имиджборды. Данные, которые он собрал по «оккультистам», его не обрадовали: большая часть из них умерла (причём два – ещё там, на месте сходки), другая часть пропала невесть куда; корованер смог раздобыть точные координаты лишь двоих анонов.
Номад и сыщики, выехав с Нульчана, отправились к окрестностям тиреча; там, судя по архивным данным, проживал первый анон. Они остановились в квартале от нужного дома; далее Номад пошёл пешком вместе с сыщиками. Окрестности тиреча можно вполне было сравнить с его кладбищем, только вместо надгробий везде были наставлены старые, кривые, покосившиеся многоэтажки. Уже стемнело; луна нисколько не освещала это место. Собственно жильцов здесь было немного: по одному-двум фагам на каждую многоэтажку; все сидели в своих квартирах, на улицу никто не выходил. Номад задворками добрался до нужной многоэтажки; анон жил между подвалом и первым этажом.
Дверь была раскрыта: Номад осторожно, на цыпочках, вошёл в квартиру.
— Чёрт! – корованер выхватил маузер. – Опоздали…
Двое сыщиков-стариков, спохватившись, вынули из пальто свои бульдоги и вошли в комнату.
На полу лежал мёртвый аноним; отверстие на бумажном пакете, надетом на его голову, находилось чуть ближе к правой стороне лица. Номад присел рядом с ним, надел перчатки и снял с него пакет. На правом стекле очков анона была трещина и отверстие: правый глаз и веко были покрыты запёкшейся кровью. Номад повернул его голову: второе отверстие находилось на затылке. «Насквозь», – подумал Номад и стал осматривать комнату. Стекло на окне было прострелено.
— Стреляли из зауэра, – сказал один из сыщиков, отхлебнув из жестяной фляжки, – судя по всему, несколько часов назад.
Вдруг Номаду показалось, что сквозь темноту, через окно, на него кто-то смотрит. Номад стал внимательно вглядываться, но, никого не заметив, повернулся к сыщикам.
Вдруг сзади, с противоположной стороны улицы, раздался выстрел; пуля выбила флягу из рук сыщика. Все разом пригнулись.
— К выходу, скорее! – Номад на корточках стал продвигаться к двери. Выйдя на улицу, они бегом направились к мотоциклу. Номад оглянулся: за ними гналась, махая вилами, револьверами и винчестерами, толпа тиречеров. «Облава», – понял Номад. Сыщики быстро забрались в мотоцикл; Номад, сев впереди, нажал на педаль, и транспорт тронулся.
Вдруг рядом свистнула пуля и врезалась во что-то справа от сидящего за корованером сыщика. Тот с испугом посмотрел на люльку: к счастью, его товарищ был жив – пуля сбила с него шляпу. Номад, уже прилично разогнавшись, всё больше отрывался от толпы.
Впереди, у ветхой сторожки, путь им преградили несколько тиречеров с револьверами.
— Держитесь! – Номад поднажал и, увидев впереди своеобразный «трамплин» из досок, направил транспорт туда. Мотоцикл, покосившись в воздухе, перелетел через сторожку и, к счастью пассажиров, более-менее удачно приземлился на землю. Тиречеры в ярости стреляли в сторону уходящих от них «расхитителей гробниц», однако Номад и сыщики были уже далеко.
— Вот что, господа, – обратился к ним Номад, когда они добрались до штаба Организации. – Во-первых, никому не рассказывайте об этом случае…
— Как же не рассказать! Это ж ощутимый удар в сторону наших оппонентов! Да и потом, я потерял свою шляпу и – вот, полюбуйтесь! – один из сыщиков приоткрыл борты своего пальто, показав Номаду отверстие от пули – испортил себе одежду!
— Вот именно, – поддержал его второй. – А я ещё и флягу свою потерял.
— Понимаю. Но поверьте, лучше, чтобы всё держалось в секрете. По крайней мере, если понадобится, я попрошу вас рассказать об этом на суде. А пока – никому!
Старики молча развели руками.
— Во-вторых, у нас остался последний очевидец тех событий: он, видимо, опасаясь за свою жизнь, ушёл на Сибирчан.
Сыщики вздохнули.
— Я всё понимаю, господа, – сказал Номад, – но до Собрания осталось мало времени: мы должны вылетать прямо сейчас.
— Да нет, ничего, молодой человек. Мы готовы.
— Ну, тогда прекрасно.
Номад зашёл к комиссару и рассказал о событиях сегодняшнего дня.
— Хм… Сибирчан? Эн, как далеко его занесло, – комиссар глотнул коньяку и несколько секунд раздумывал. – С нульчановского аэропорта вам не вылететь – туман до сих пор держится, у них проблемы с вылетами. Ментач? Тоже не подходит: оттуда рейсы до Сибирчана не идут. Да и сама-то по себе эта борда глуха – кто знает, какой у них там аэропорт… – комиссар стал поглаживать подбородок, видимо, что-то придумывая. – Так, ждите, я сейчас вернусь.
Через двадцать минут он вернулся в кабинет и дал Номаду какую-то карточку.
— Вы вылетаете через шесть минут. Один, – заметив недоумённый взгляд Номада, он продолжил. – Организация предоставляет вам самолёт. Двухместный. Вы будете находиться на месте второго пилота. Там, на самой борде, у вас будет не более пяти часов для того, чтобы найти и поговорить с нужным вам человеком – у них там усиливается снежная буря, так что сами понимаете…
Номад пожал руку комиссару, отпустил сыщиков и направился к небольшой ВПП позади штаба, огороженной высоким забором. Показав карточку охране, он прошёл к ангарам. Пилот у самолёта уже дожидался его.
— Герр Номад?
— Да.
— Прошу, – он показал на невысокую лестницу, приставленную к кабине самолёта.
Номад забрался по ней вверх, залез в кабину и устроился в задней части кабины, за пилотом. Сам пилот объяснил ему, как пристегнуться, что где находится и как действовать в случае аварийной ситуации, и занял место впереди. Захлопнулся фонарь, заработали два поршневых двигателя на крыльях самолёта, и двести-десятый, вырулив на полосу и разогнавшись, поднялся в воздух.

…Посадку нельзя было назвать мягкой: ВПП на небольшой аэродроме – если это нечто можно так назвать – была вся занесена снегом. Самолёт остановился у недостроенного ангара. «Мерзлота!» – открыв фонарь, Номад околел от мороза. К счастью, их встретили: два тепло одетых человека подали им тулуп, шапку-ушанку и валенки. Переодевшись, Номад спрыгнул вниз. Пилот, захлопнув фонарь, последовал за ним, однако сам замёрз в своей лётной форме.
Один из встречающих снял свою шубу, шапку и валенки (под ними были тапки) и отдал пилоту. Тот, поблагодарив его, переоделся.
— А вам что, разве не холодно? – удивился Номад. – Не замёрзнете?
Встречающий, бородатый прыщавый мужик с красными глазами, закурил трубку и стал посмеиваться, глядя на корованера.
— Простите, а… – Номад ничего не понимал.
— Омитч, – шепнул ему пилот.
— Немчура! – бросил в ответ встречающий.
— Потчему не расчисчали полосу?
— Какую полосу? Эту, что ли? Да ты посмотри на неё, – встречающий замахал руками, – как я тебе её расчищу?
— Йа еле посатил самолётт!
— И чё? Посадил, не разбился – и то ладно. Ты у нас, наверное, первый будешь, – хрипло расхохотался мужик. Пилот лишь махнул на него рукой.
Они прошли в небольшую каморку рядом с ангаром. Внутри было тепло и пахло какими-то дурманящими травами. Пилот, включив радио и с отвращением послушав какую-то наркоманско-психоделическую музыку, наконец, дождался новостей. Номад прошёлся по помещению, стараясь не ушибить голову о потолок. Пилот, дослушав новости, позвал его себе.
— Фреммя нашеко пребывания сокрасчается то четырёхь часофф, – сообщил он корованеру. – Фам лутше виходит сейтчас.
Омич кивнул головой в сторону второго человека.
— Фы хоррошо снаете местность?
Тот кивнул.
— Сколько километроф от нас нахотится это… этот дом? – пилот протянул второму адрес.
Человек задумался и показал на пальцах: три.
— Потчему фы не говорит?
— Чё ты до него докопался? Глухонемой он! – сказал, икнув, омич.
Пилот всплеснул руками и посмотрел на корованера.
— Что шь, фам пора.
Номад натянул на голову шапку-ушанку, сверил свои часы с часами пилота и подождал, пока оденется глухонемой.
— Утачи.
Омич, сидя в кресле качалке и покуривая трубку, взял со стены матросскую фуражку с надписью «ОМСК», и, скорчив довольное лицо, стал коситься на корованера и посмеиваться.
— Да нет, это тебе удачи, – Номад похлопал пилота по плечу; тот, посмотрев на ржущего омича, оголившего свои жёлтые, напрочь сгнившие зубы, опустил голову, положив руку на лоб…
Номад и его глухонемой проводник шагали сквозь сильную метель и вьюгу по огромным сугробам по направлению к одной из небольших деревенек. Через час они добрались до нужного места. Корованер оглядел деревеньку: везде стояли старые, ветхие избы с покосившимися заборами: одни были заброшены, в других горел свет. Проводник показал на дом слева от Номада, и, махнув рукой, зашёл в соседний, к знакомому. Он показал корованеру на окно: мол, когда закончишь, стучись в стекло.
Номад подошёл к нужному дому и постучал в дверь. Дверь приоткрылась, и анон в пакете, внимательно осмотрев Номада с ног до головы, пустил его внутрь. Всё жилище освещалось несколькими свечами, и корованер, зайдя внутрь, поразился убогости избы: старые стулья и скамейки, поломанные полки на стенах, лежанка на печке, стол на трёх ножках, старая берданка в углу…
— Чего надо? – буркнул анон.
Номад не стал пудрить ему мозги официальщиной и сразу перешёл к делу.
— Пришёл спросить тебя о девке с кладбища на тирече.
У анона ком встал в горле. Побледнев, он принялся креститься.
— И здесь нашли! Слышь, мужик, ты, давай, уходи подобру-поздорову, а то накличешь на дом беду!
— Так ты, значит, из-за неё в такую глушь перебрался?
— Чего это из-за неё? Ишь ты, «из-за неё»! – анон, ворча и прихрамывая, подошёл к стулу и сел на него.
— Так из-за чего же?
— Тебе на что?
— Это моё дело.
Анон пожал плечами.
— Уходи тогда.
— А ты меня, братец, не выгоняй! Не думай, что я вот так, просто от тебя уйду: зря я, что ли, забрался в такую глушь?
— Чего это ты мне, угрожать, что ли, вздумал?
— Угрожать-не угрожать, а ты лучше всё мне по-хорошему расскажи.
Анон усмехнулся и покачал пальцем.
— Просто так ничего не делается. Хочешь рассказ послушать – давай-ка сюда целковые.
Номад, вздохнув, протянул ему горстку медных винов.
— От, благодарствую, – анон спрятал деньги в карман.
— Ну так говори: зачем убежал?
— Так как же не бежать-то было? После того, – он кивнул головой, – все как мухи поумирали. Ну я, значит, и решил: лучше здесь буду, да живой, чем там, около чертача этого окаянного в земле сырой гнить.
— Что там, на сходке-то вашей, произошло?
— Кака сходка? А, та-то самая… – он сложил руки на груди и посмотрел на корованера.
Номад дал ему ещё горстку монет, которые тот тут же спрятал.
— Значит, вот как дело было…
Анон рассказал про спор нескольких анонимусов с дватиреча, о том, как решили они проверить на практике, возможно ли призывать дух покровителя борды, о случившемся потом неведомом происшествии, о гибели двух анонимов на месте.
— А дальше? – Номад знал эту историю и хотел услышать продолжение.
— А дальше что пошло! Все, кто там, на ритуале-то том, были, как давай умирать!
— От чего умирать-то?
— А поди их разбери. У одного приступ сердечный, другой повесился, третий из окна прыгнул… Ну, остальные, кто жив остался, тоже чёрт знает куда пропали… Вот пара человек бесстрашных осталась на тирече, так как они там сейчас, интересно?
«Никак. Им уже всё равно, – подумал Номад. – Да и несчастные случаи с остальными – точно не простые случайности…»
— Хорошо, держи ещё, – Номад протянул ему горстку винов. – Ты мне вот что скажи: как именно и откуда появилась эта вампирша?
— Как появилась? Да обыкновенно. Подбросили эти придурки говнеца в костёр, а он вдруг как грохнет! И потух сразу… а дым-то, дым-то! Заволок вокруг всё, ни черта не видно! – анон, вспоминая те события, разволновался и стал размахивать руками. – Ну потом вроде всё стихло; мы и стали слушать, что же дальше; а дальше ветки где-то впереди как хрустнут! И из дыма-то и выскочила… эта… Упаси боже её ещё раз увидеть! – он закрыл лицо дрожащими руками, и отдышавшись, продолжил. – Ну мы все и дали дёру; там уж двое неудачливых, видимо, попались ей, раз на кладбище их мёртвыми нашли…
— Значит, просто появилась из тумана? – прервал его вопросом Номад.
— Да, подбежала как-то… и всё.
— Хорошо. Если через день-другой я за тобой заеду и кое-куда отвезу на несколько часов, а потом верну обратно, не будешь против?
— Эк ты дал! Никуда я не поеду. Завезёшь ещё, поди, в каталажку, или, того хуже, на чертач!
— Да нет же: тебе на собрании надо будет выступить, в суде, рассказать всё, что мне говорил… Не бойся ты, не тебя судить будут. И суд далеко от тиреча находится.
— Сдались мне ваши суды! – анон залпом осушил стопку.
Номад показал на пальцах, что ему заплатят.
— А, вон какое дело… Ну что ж, ладно, приезжай, увози, только ненадолго.
Номад облегчённо вздохнул и, глянув на часы, выключил диктофон, который находился у него в кармане.
— Скажи, тебе самому-то нравится такая жизнь? Посмотри на себя – за каких-то две недели в кого превратился… Раньше, небось, почитывал умную копипасту, ходил, с людьми говорил, а сейчас… сидишь себе здесь и всё пьёшь, – Номад посмотрел на пустые водочные бутылки, валяющиеся под столом. – Зачем ты так? Остаток жизни хочешь в страхе провести перед чем-то, чего не знаешь?
Анон опустил голову. Номад собирался сказать что-то ещё, но тот оборвал его.
— Да не надо, не надо. Сам знаю, что и не живу уже, а так… существую. Не знаю, зачем это всё нужно.
— Так если хочешь жить нормально, как все, поезжай со мной! Тебе терять-то уже нечего…
Анон отрицательно покачал головой и улёгся на лежанку.
— Нет уж, извини, конечно, но я лучше здесь. Ты, конечно, правду говоришь, да вот только что мне твоя правда?.. – он отвернулся к стене. – Иди давай уже.

Номад вышел из избы и, вспомнив про проводника, постучал в окно соседнего дома. Глухонемой вышел к нему уже значительно поддатый; спиртом от него разило страшно. Впрочем, дорогу он вспомнил и через каких-то полтора часа привёл измотанного корованера к аэродрому. Пилот был рядом с самолётом; увидев Номада, он стал тушить костры, разожжённые под накрытыми каким-то противопожарным материалом двигателями. Номад понял, что это какая-то хитрость, нужная для того, чтобы поддерживать моторы в рабочем состоянии на морозе. Двое встретивших их людей подошли и стали прощаться. Номад с пилотом отдали им тёплую одежду и, дрожа от холода, сели в кабину. Пилот успел немного расчистить место, где начиналась полоса, и самолёт всё-таки поднялся в воздух. Пролетев десяток километров, пилот, получив какой-то сигнал, отклонился от курса.
— Что случилось? – сказал Номад в микрофон, нажав на кнопку связи
— С фостока приплижается омскайа птитца, – ответил пилот.
«Шутит он, что ли?» – усмехнулся корованер. Однако, посмотрев через стекло направо, увидел вдалеке что-то большое и красное. «Так это что, правда?» – Номад с удивлением стал протирать глаза, а когда открыл их, в воздухе уже никого не было.
Вскоре самолёт лёг на прежний курс и через несколько часов приземлился на ВПП около штаба Организации.

***

Мод-тян за прошедшие дни тоже успела сделать немалое: во-первых, посовещавшись с Банхаммер-тян, несколько повысила открытость Ычана для посещения, оставив, впрочем, войска в ключевых точках, опасаясь провокаций со стороны ЧВ или тиречеров; во-вторых, начала совместное с Организацией расследование обстоятельств того злосчастного полёта «тора» – хотя следствие достигло незначительных успехов, были установлены некоторые любопытные факты; в-третьих, ей удалось договориться о встрече с Уныл-тян и СССР-тян на этот день.
Встреча проходила в небольшой комнате, разделённой на две части пуленепробиваемым стеклом. По обе стороны от стекла стояло по столу и стулу. Звук от нескольких микрофонов, установленных в комнате, подавался через настенные колонки.
СССР-тян вошла в комнату и села напротив Мод-тян, по другую сторону стекла.
— Здравствуй, СССР-тян, – начала Мод-тян.
СССР-тян молча кивнула головой.
— Ты, наверное, не совсем понимаешь, что происходит?
— Почему? Эти… из организации всё мне объяснили: влип ваш Ычан по уши!..
— Не совсем, – улыбнулась Мод-тян. – У ЧВ ведь нет улик или свидетелей…
СССР-тян, прищурившись, посмотрела на неё.
— Не надо, СССР-тян, не надо: я знаю, что ты не будешь лгать ради него.
— О чём ты?
— Ты что, не знаешь, какое обвинение мне предъявляет ЧВ?
— Вообще-то, нет.
— ЧВ обвиняет меня в том, что я якобы помогла тебе сбежать из-под Купола, а затем переманила на Ычан.
СССР-тян задумалась.
— Хм… А ведь со стороны, кстати, на то похоже… Но в чём, собственно, вопрос? Ясно, что я не стану лгать на суде… про свой побег, – добавила она.
— Я хочу спросить тебя: куда ты после этого всего пойдёшь?
— Понятия не имею. Но под Купол я возвращаться не собираюсь: там мне попросту нечего делать.
— Если захочешь – можешь остаться у нас, на Ычане.
— Спасибо.
— Вот ещё что, СССР-тян, – Мод-тян придвинулась ближе к стеклу. – Знай: дела у тебя хуже, чем тебе кажется. Тот автомат ведь принадлежит…
— Я знаю, Мод-тян. Если меня призовут к ответу за что-либо, что я совершила, я отвечу. Можешь не сомневаться.
— Я и не сомневаюсь. Но всё же помогу тебе, как смогу.
СССР-тян, улыбнувшись, кивнула головой.

Следующей после СССР-тян в комнату вошла Уныл-тян. С ней разговор получился длиннее: Мод-тян рассказала о том, что сейчас происходит на Ычане, поинтересовалась, как им там с СССР-тян, нет ли каких проблем. В конце разговора Мод-тян решилась задать Уныл-тян главный вопрос.
— Скажи, Уныл-тян: зачем тебе нужна была эта квартира?
— Не обижайся, Мод, но маленькая квартира на окраине была мне действительно уютнее, чем тот дом в центре города.
— Ясно, – улыбнулась Мод-тян. – Но всё-таки, скажи мне честно, сестрёнка: ты что-то скрываешь от меня? Ты что-то держала в этой квартире? Или кого-то?
Уныл-тян опустила голову и слегка покраснела. Мод-тян поняла, что попала в точку.
— …и ты не можешь мне этого сказать?
Уныл-тян молчала несколько секунд.
— Извини, Мод, но нет, – тихо сказала она. – Пока…
Мод-тян внимательно прислушалась к звукам её речи.
— Когда придёт время, я уверена, ты сама всё узнаешь.
— А оно придёт?
Уныл-тян кивнула головой.
— Скоро?
— Скоро. Скорее, чем ты можешь предположить…

***

Чёрный Властелин к процессу особо не готовился; он знал, о чём будет говорить в суде. Что же насчёт дела Криппи-тян – здесь ему нехотя приходилось признать правоту Мод-тян, поручившую расследование Номаду. Пётр так и не был найден. «Видимо, всё-таки свалил из Рунета», – усмехнулся ЧВ.

Анон с тиреча был уверен в своих импровизаторских способностях и никаких особенных копипаст на процесс готовить не собирался. Единственными делами, занимавшими его, были периодическая отсылка гневных нот насчёт вскрытия могилы Комиссии Организации да употребление веществ вместе со своими «легионерами».

***

…Номад проснулся на кровати в кабинете, который ему выделили на время расследования. На часах было восемь-ноль-ноль. Корованер выглянул в окно: рядом со штабом, казалось, яблоку негде упасть: сегодня должно было начаться Большое собрание, и тысячи анонов приехали сюда, чтобы посмотреть и поговорить.
В дверь кабинета постучали.
— Войдите.
В кабинет вошёл человек в фуражке и серо-зелёной форме, с нарукавной повязкой, на которой красовался логотип Нульчана. Он передал корованеру конверт. Не сказав ни слова, человек отдал честь и удалился.
Номад сел за стол и распечатал конверт. Внутри было письмо от одного из полицейских участков Нульчана. Прочитав письмо, Номад со злостью сбросил на пол всё, что лежало на столе.
— Что произошло? – в комнату вошёл комиссар.
Номад отдал ему письмо. Комиссар, поглядев на корованера, принялся изучать текст.
В письме говорилось, что некий анон, значившийся в списках как свидетель происшествия на кладбище тиреча, сегодня ночью, в два часа семнадцать минут покончил с собой в своём доме, выстрелив в голову из охотничьего ружья.
— Это был последний… свидетель…
Комиссар почесал лоб.
— Да, плохо это всё… и странно, – сказал он. – Но у вас ведь осталась запись разговора с ним?
Номад утвердительно кивнул.
— Ну так передадите вместе с остальными материалами по делу.
— Когда начнётся процесс?
— В двенадцать.
До начала собрания оставалось четыре часа; Номад решил прогуляться вокруг штаба.

У штаба организации было поистине вавилонское столпотворение: перед блокпостами расположился огромный палаточный лагерь, за ними – делегации различный чанов и, кроме того, представители многих русских и зарубежных сайтов – на правах журналистов и просто наблюдателей. Справа от штаба находились люди, являющиеся представителями крупных имиджборд: женщина в очках и длинном белом плаще, под которым скрывался лабораторный халат; высокий человек в милицейской шинели и фуражке; девушка с длинными светлыми распущенными волосами в серой куртке. Крайним справа был ЧВ в зелёном полевом френче, надетом поверх подтяжек, и неизменной чёрной фуражке. Где-то посередине находился анон с Дватиреча. Крайними справа были Мод-тян и Банхаммер-тян. Все представители охранялись свомим легионерами.
Слева от штаба сбились в кучу представители чанов калибром поменьше – Аномалии, Новея, Сенжи, Сибирчана и других. Ближе к ограждениям и подальше от штаба Организации расположились делегации с прочих сайтов: представители Луркоморья, ЖЖ, Башорга, Лепрозория, новостных чанов. В стороне стояли несколько человек в масках Гая Фокса, тёмных коротких пиджаках и красных галстуках – анонимусы с Форчана – и что-то обсуждали. Номад из отдельных слов понял, что они говорят о сайентологах. Мимо них прошла, сопровождаемая двумя солдатами в белых касках, СССР-тян. Номад, чтобы не выдать себя, отошёл и встал рядом с делегацией из интернационального раздела Краутчана. Это были польские, немецкие и английские анонимы, нацепившие на голову вместо бумажных пакетов или масок какие-то сферические шлемы, раскрашенные в цвета флагов их стран. Вдруг Номад, удивлённо косившийся на чью-то спину, стал протирать глаза. «Нет… похоже, это не видение», – подумал он.
Корованер подошёл к одному из членов делегации и тронул его за плечо. Тот обернулся.
— Номад?!
— Токарев!
Старые знакомые обнялись.
— Ты-то здесь откуда?
— Да лучше ты мне расскажи, как попал сюда!
— Давай-ка лучше отойдём отсюда, – сказал Токарев, заметив на себе недоуменные взгляды анонов в шлемах.
Они отошли от делегации и сели на скамейку.
— Ну, какими судьбами здесь? И где всё это время пропадал?
— После того, как опустился Купол, – Токарев вздохнул, вспоминая события давно минувших дней, – мы с Лирическим покинули Двач… Не спрашивай меня, почему. Оставаться там, изолированными ото всех, было безумием. Но идти нам тоже было некуда… Единственными умениями, которыми мы обладали, были боевые – но они не были востребованы на тот момент. Примкнуть к какой-либо борде у нас не было желания, – он погладил рукой оранжевую молнию на животе. – Пришлось идти на большую дорогу.
Номад усмехнулся. «В точку», – подумал он, вспомнив о своей догадке.
— Но мы понимали, что так дальше нельзя. И вот, когда один из русских анонов рассказал нам о краутчановском «интернационале», мы отправились туда. Вообще-то, тамошняя русская диаспора состояла почти сплошь из двачеров: мы быстро нашли со всеми общий язык. Затем мы познакомились с Гейнрихом – маскотом капустников. Работа для нас тоже нашлась: теперь бываем здесь на собраниях в составе делегации.
— А Лирический-то где?
— Да там, на Краутчане остался. После вчерашней попойки отойти не может, – ухмыльнулся Токарев.
— Так что же это вы, получается, на немецкую борду перебрались?
— Нет же! – почти оскорбился Токарев. – Я же говорю: ни с какой конкретной бордой мы себя не связываем. Но на Краутчане частенько бываем. А в составе делегации мы значимся как анонимусы из Рунета. Ну а ты где всё это время был?
Номад рассказал ему вкратце свою историю. Затем кто-то из делегации позвал Токарева.
— Иду, – отозвался он.
Номад попрощался с Токаревым и ещё минуту смотрел на делегацию с «интернационала»: аноны в шлемах достали какой-то сборник комиксов с примитивной рисовкой и громко смеялись, читая его.

Корованер прошёл дальше. Недалеко от журналистов из ЖЖ велось какое-то бурное обсуждение; корованер подошёл поближе.
Мужчина лет сорока в сером плаще и шляпе, сидя на скамейке, спорил с несколькими блоггерами о том, что такое есть Дватиреч.
— Нет, я считаю, что не должен этот тиреч входить в постоянные члены Совбеза! Вы посмотрите на них – что это за борда? А их так называемый «легион»? это ж позор! Организация дискредитировала себя уже тем, что запустила тиречерских «онанимусов» внутрь!
— Умерьте пыл, молодой человек. Всё далеко не так просто, как может показаться. Да, Дватиреч не может заменить собой старый добрый Двач. Да, от контингента борды просто-напросто пестрит в глазах. Но вглядитесь во всё межимиджбордовое пространство: найдёте ли вы какой-нибудь другой настолько популярный чан? Слышали ли вы о каких-либо настолько масштабных операциях, какие проводятся его бойцами? да, пусть не очень умело, с большими потерями, с абсолютной беспощадностью – но посмотрите на размах!
— Да вы что! Неумело – это ещё мягко сказано; после любых их «операций» остаются тонны кубометров жира!
— Здесь вы опять не совсем правы. В последнее время можно заметить, что методы их становятся всё тоньше и тоньше – вспомните хотя бы набег на хомячков из мейловского мира: что бы там не говорили, на лицо однозначная победа. Вы, конечно, можете мне припомнить свои многочисленные драмы на ЖЖ… Да, с этим у них определённо промах. Хотя, если посмотреть с другой стороны, скандал получился поистине эпических размеров: борду даже на некоторое время закрыли. Если тиречеры таким способом действительно хотели привлечь внимание общественности – они этого добились.
— Что это вы их так расхваливаете-то?
— Почему же расхваливаю? Просто стараюсь быть объективным. Мне кажется, что Дватиреч – реальная сила, с которой нельзя не считаться.
— А об уровене организованности этой силы вы знаете? – не унимался «молодой человек». – Я бывал там пару раз – чёрти что творится – анархия сплошная.
— Ну уж, не скажите. Мы просто не всё про них знаем. Выглядит там всё действительно как «свобода, равенство…» хм… Ну, в общем да, на анархию всё это походит. Но обратите внимание: если от других чанов на собрание прибыли сами маскоты, то от Дватиреча – какой-то аноним, представляющий их интересны. Я хочу вас спросить: знаете ли вы что-нибудь о жизни собственно Криппи-тян или Молнии-куна?
Участники дискуссии стали пожимать плечами. Номад хотел сказать слово, но вдруг остановился. «Стоп… а что именно я могу сказать про неё? – подумал он. – Вот ведь незадача: я действительно не знаю ничего о её жизни…»
— То-то же. Когда руководителей редко кто видит и знает, им не составляет большого труда скрытно воздействовать на психику подчинённых. В данном случае инструментом воздействия как раз и становится тот аноним, что прибыл от лица маскотов на собрание.
Все подивились логике человека и стали тихо переговариваться между собой. Тот, довольный, устремил взгляд куда-то вдаль.
— А я вот совершенно не понимаю, – начал другой блоггер, – почему это дватиречеров постоянно клеймят и гонят; по-моему, народ они вполне нормальный. И вообще, я сторонник объединения двух доменов в один, старый. Как думаете, такое возможно?
— Нет, – сказала проходящая мимо них СССР-тян, – поскольку невозможно братание с теми, против кого воевал и из-за кого потерял стольких товарищей…
Все на минуту замолчали, думая над её словами.
Человек в сером встал из-за скамейки.
— Вон как выходит… С одной стороны – анархия, с другой – контроль над мыслями; с одной – жирнота и неорганизованность, с другой – былинные операции и победы; с одной – те, кто погубили старый порядок вещей, с другой – те, кто создали совершенно новый… Как видите, господа, взаимоисключающие параграфы. И, думаю, пройдёт ещё немало времени, прежде чем дватиречерские анонимусы с ними разберутся…

Номад продолжал гулять около штаба. Он подумал ещё раз над линией, которую будет тянуть на предстоящем процессе: «Криппи-тян… Того, что я о ней знаю, должно хватить, чтобы доказать, что она не является умершей Двач-тян… Но что кроме этого про неё можно сказать? Кто она вообще? Обманщица? Нет, на обманщицу она мало похожа: в этом случае не пришлось бы мне наблюдать той сцены, которая произошла у надгробия Двач-тян на тирече… Скорее всего, она просто случайность…»
Номад, посмотрев на делегацию тиреча, вспомнил анонима-представителя этого чана. Корованер, похоже, был единственным, кто располагал о нём более-менее конкретной информацией. Он получил известность и поддержку среди анонов Дватиреча – собственно, поэтому избежал участи жертвы Криппи-тян и даже с её молчаливого согласия был удостоен чести называться представителем чана. Судя по всему, он был ньюфагом – по крайней мере, на русских чанах: в одежде и манерах же его прослеживались черты форчановца. Получив власть, он в первую очередь избавился от конкурентов: нескольких человек, в том числе и хороший знакомый Номада и ЧВ, который ратовал за сближение закрытого Двача и нового Дватиреча и имел связи не только в Рунете, но и западной части Интернетов, обвинённые в шпионаже, были повешены; затем анон-главарь, направляя энергию толпы в нужную сторону, смог избавляться от других неугодных ему людей. Номада при всём желании он ликвидировать не смог бы: на самого внона и так после тех репрессий посматривали искоса. Теперь он затеял дело против Ычана и Двача; но не всё оказалось так просто – попробуй-ка, потягайся со старым корованером!..

За час до начала двери были открыты, и все приглашённые стали заходить в Большой зал, находящийся на втором этаже. В северном конце зала заседала Комиссия. Южнее находилось несколько трибун, ещё южнее – особые места для представителей имиджборд-непосредственных членов Организации. Далее, за ними, расположились остальные – приглашённые журналисты и наблюдатели. Всё тщательно охранялось: в зале было полным-полно солдат в белых касках.
Все расселись по местам. Через час собрание было объявлено открытым. В это же время зажёгся огромный экран, стоящий перед палаточным городком: все прибывшие могли видеть и слышать то, что происходило в Большом зале.
После всей официальщины, оглашения плана проведения собрания и времени окончания (всё это продлилось более получаса), Комиссия приступила к рассмотрению дел. Первым рассматривался иск Ычана против Двача. Дело протекало уныло; расследование, проводившееся накануне, так и не смогло найти прямых доказательств того, что самолёт принадлежал Властелину; на обломках ничего специфического найдено не было. ЧВ торжествовал: его оппонент потерпел фейл. После окончания дела Комиссия потребовала от Мод-тян и Банхаммер-тян объяснений о недавних акциях ычановского Легиона, но здесь Мод-тян смогла доказать правильность принятых ей решений. Кроме того, в поддержку Ычана выступили находящиеся в зале представители партии сюткинистов: последний съезд, по их мнению, вышел даже лучше, чем предыдущие. Вопросы Комиссии о введении чрезвычайного положения на самой борде озлобили Банхаммер-тян, которой такая наглость категорически не нравилась; Мод-тян еле смогла её успокоить. Под ололоканье тиречеров, которым были сделаны несколько замечаний, она постаралась разъяснить причины своих и Банхаммер-тян действий: в принципе, её ответы удовлетворили членов комиссии.

Следующим было рассмотрение иска Двача против Ычана. Несмотря на все усилия ЧВ, сыпавшего яркими фразами и не гнушавшегося на особо крепкие выражения, данные, полученные комиссией от свидетелей – Уныл-тян и СССР-тян – сыграли решающую роль. На требование ЧВ вернуть СССР-тян под Купол после процесса члены Комиссии ответили, что она сама вправе решать, куда ей пойти. Один довольно существенный вопрос, связанный с СССР-тян, так и не был затронут – её «террористическая» деятельность – благодаря Мод-тян, которой после долгих переговоров с комиссаром удалось уговорить его не поднимать в деле те самые плащ-палатку и ППШ. Впрочем, ещё одной причиной этому был сам недостаток информации: о стрельбе по Номаду нульчановцы молчали (опять же, не обошлось без хлопот Мод-тян), на месте совершения терака в ЖЖ никаких улик не осталось; о погоне на мотоцикле СССР-тян за Номадом не знала даже Мод-тян: аноны, подчинявшиеся лично Уныл-тян, сбросили автомобиль и мотоцикл в болото далеко от пригородов; имя того террориста, который намеревался заглянуть к сюткинистам на огонёк, никем не называлось. Даже ЧВ, желавший возвращения СССР-тян под Купол, молчал, понимая, что может нажить неприятностей на свою голову.

Наконец, наступила самая интересная часть шоу: рассмотрение дела Криппи-тян. И Мод-тян, и ЧВ здесь рассчитывали только на Номада (причём небезосновательно).
Номад, выступая, держался спокойно, сдержанно, хладнокровно; удары тиречеров парировались один за другим. Комиссии были предоставлены материалы с процесса вскрытия могилы, доказывающие, что Двач-тян либо захоронена в другом месте, либо жива. В вопросе, является ли Криппи-тян и Двач-тян одним и тем же лицом, ни одна сторона не могла одержать верх ввиду недостатка информации.
— В конце концов, – усмехнулся Номад, – если вы так уверены в своей правоте, попробуйте провести генетическую экспертизу. Она-то как раз позволит со стопроцентной вероятностью установить, является ли ваш маскот настоящей Двач-тян.
Тиречеры немного притихли, со злобой косясь на корованера.
— Вот видите, – продолжал Номад, – сами понимаете, что это почти невозможно.
В ходе дальнейших споров с тиречерами корованеру намекнули на то, что могила уже разрывалась; Комиссия обратила на это внимание. Однако комиссар потребовал вызвать двух сыщиков. Те в свою очередь сообщили, что, несмотря на предыдущее вскрытие (вскрытия) могилы, никаких следов проникновения в сам гроб не было – проще говоря, он был пуст изначально.
Это заявление шокировало многих, в том числе Славю-тян, СССР-тян и ЧВ.
Вскоре всем стало ясно, что дело уже выиграно Номадом: тиречеры заметно выдохлись и устали засыпать его вопросами. Властелин и Мод-тян были довольны: корованер сделал своё дело. Комиссия постановила, что действия представителей Двача и Ычана не нарушали межимиджбордовые нормы – не было доказано, что Криппи-тян действительно является Двач-тян – и тиречам было отказано в компенсации.
— Вы вообще вдумайтесь: что мы знаем о том мире, где находимся? – говорил Номад. – Да практически ничего. Пока некоторые верят в существование параллельных миров вроде real life…
— Атеист! – выкрикнул кто-то; зал забурлил.
— Минуту внимания! – Номад постучал костяшкой пальца по микрофону. – Так вот, и Криппи-тян относится к категории неизведанного. Одни из собравшихся здесь считают, что она – это Двач-тян, другие – что самозванка, олицетворяющая всё плохое на борде. Вы неправы: Криппи-тян стоит уважать… как маскота, ибо она по-своему – пускай негуманно – но всё же борется с раком. Вспомните случаи на кладбище, и вы поймёте, о чём я. Другая позиция – отождествление её с Двач-тян – также неверна: это абсолютно другой человек. Другая личность. Не стоит пускаться в крайности: у Дватиреча есть свой – отдельный, настоящий – маскот. Не стоит оскорблять его или путать с другими…
Номад закончил речь и прошёл в зал…

…Вдруг ни с того ни с сего все микрофоны отключились; из колонок полилась торжественная, классическая, героическая музыка. Солдаты в белых касках бросились в зал и стали всё обыскивать, но ничего не находили. Вдруг послышался каменный голос:

Помни не зря конец января
И рака-убийцы прыть.
Не вижу причины я, по которой
День тот стоит забыть.

Герои ушли; никого не осталось;
Не над кем суд вершить.
Покинул всех тот, кто ещё, казалось,
Что-либо мог изменить.

Прошло много дней, и все вы забыли
Тот месяц, тот день, тот час,
Пируя, гуляя, праздно вы жили,
Забыв обо всех о нас.

И тот Аноним, что помнил о Дваче
Не как о закрытой доске,
А как о доме, о жизни прекрасной,
Ушёл навсегда. Насовсем.

С потолка что-то упало на стол, за которым заседала Комиссия; один из её членов, подумав, наверное, что это граната, схватился за сердце и упал в обморок. Другие с испугом уставились на стол: на нём лежал микрофон. И только все собрались поднять головы вверх, как вдруг в воздухе раздался свист; с крыши куполообразного зала кто-то спрыгнул вниз и, повиснув в нескольких сантиметрах над полом и отстегнув верёвку, прошёл к трибуне. Весь зал застыл от неожиданности; солдаты, опомнившись, скрестили прицелы своих гарандов на человеке. Однако сам человек приподнял руки вверх, показывая, что он безоружен. Трое в зале – Уныл-тян, Номад, СССР-тян – узнали его: это был тот самый незнакомец в чёрной одежде и маске Гая Фокса со встроенным микрофоном.
— Не беспокойтесь, – сказал незнакомец каменным голосом, – я не террорист и не собираюсь взрывать это здание. Прошу прощения за столь внезапное появление, но другого способа выступить здесь, перед вами, у меня не было. Итак, сегодня состоялось так называемое Большое собрание – совет между имиджбордами. Не знаю, проводились ли такие собрания раньше (судя по всему – да), но любой человек, попав на такое значительное мероприятие… Ах да, не любой. Совсем даже не любой. Лучше выражусь так: любой из олдфагов – того редкого сорта небыдла, что застали старый Двач и до сих пор помнят о нём, – пришедший на такое мероприятие, был бы, вероятно, потрясён увиденным: здесь царит атмосфера какого-то веселья и несерьёзности; приглашено очень много совершенно ненужных наблюдателей, а самое главное – три крупных имиджборды ссорятся друг с другом из-за каких-то нелепостей! Как же деградировала культура Анонимных Имиджборд за такой небольшой промежуток времени… Вы можете мне сказать, что Двач был мёртв задолго до закрытия, мёртв от рака… но посмотрите, разве после его официального закрытия был сделан шаг в лучшую сторону? Нет, вы так и протоптались на месте, упустив драгоценное время. Вы, осуждая тот же тиреч, сами катитесь в ту же сторону…
Многие из прибывших представителей чанов опустили головы и задумались.
— Вас, наверное, интересует, кто я? И вправе ли говорить вам такие вещи? Хорошо: здесь, насколько мне известно, присутствует независимые эксперты, способные провести генетическую экспертизу. Я попрошу уважаемую комиссию пригласить их сюда.

По залу пошёл шёпот; члены Комиссии, переглянувшись, послали за экспертами. Незнакомец снял перчатку; эксперты взяли у него образцы крови; Минуты две провозившись с микроскопом и другими приборами, они, удивлённо взглянув друг на друга, стали повторять процедуру экспертизы сначала. Удостоверившись в том, что ошибки быть не может, один от удивления просто осел на пол, а другой, опершись руками о трибуну, отошёл от неё на несколько шагов.
— Н-н-не… м-может… б-быть, – было всем, что он смог промолвить. В зале и комиссии люди стали недоумённо переглядываться между собой.
Наконец незнакомец, которому надоело уже ждать, несколькими ловкими движениями сбросил с себя чёрную одежду…

Зал в один голос ахнул; у Номада парализовало и тело, и мысли: ему показалось, что даже сердце на несколько секунд остановилось; члены Комиссии стали протирать очки; у Токарева отвисла челюсть, которую он и не думал поднимать; немцы из краутчановской делегации перестали, истекая слюнями, рассматривать Слваю-тян и быстро залистали свои записные книжки; Уныл-тян улыбнулась кротко, СССР-тян улыбнулась в восторге; Мод-тян застыла неподвижно; Банхаммер-тян, зевая, в таком положении и оставила лицо; у ЧВ брови на лице расползлись так, что выглядели неестественно; Анякунда-тян, тяжело дыша, сглотнула; Славя-тян упала в обморок.
У трибуны стояла одетая в коричневую мини-юбку, белую майку с красной повязкой и берцы стройная рыжеволосая девушка с косами в форме молний.

Двач-тян.

Номад поначалу не поверил своим глазам: девушка эта не была похожа на ту бледную, слепую, тихую страдалицу, какой была Двач-тян перед похоронами. Она обрела первоначальный облик, облик тех времён, когда Двач ещё самим собой…
В зале царило гробовое молчание. Все с разными эмоциями – кто с удивлением, кто со страхом, кто с восторгом – смотрели на Неё.
Прошла примерно минута, и все стали переглядываться друг с другом; хотели было заговорить – но даже и не знали, что сказать.
Двач-тян одёрнула галстук, поправила причёску и подошла к микрофону.
— Знаю, вы все считали меня погибшей, но сейчас просто поверьте собственным глазам. Да, это я. Живая, как видите, и более-менее здоровая. Вас, наверное, интересует, где я была всё это время?
В зале молча закивали головами.

— Хорошо, я расскажу вам…

Читать продолжение «Номад: В поисках Двач-тян. Часть 5, заключительная.»